Оттолкнувшись от очередной осины, тут же взорвавшейся щепой от попадания сразу двух гигантских языков, я сделал сальто назад, приземлившись на подобравшуюся слишком близко тварь. Эта жаба, похоже, считала себя самой умной, раз решила не ловить наглого “комара” как все, а придавить его тушой, ну а затем получившийся блинчик можно и сожрать. Но у меня были другие планы.
Кожа земноводного оказалась склизкой, неприятно липнущей к рукам, и очень скользкой. Поскользнувшись, я едва не слетел со своей импровизированной коняги, пришлось воткнуть кунай в шкуру чтобы затормозить. Несмотря на мою немалую силу лезвие вошло едва ли наполовину. Да, пробить такую броню будет непросто, хотя я и не собирался долбить чудище в лоб.
Не думаю, чтобы жаба почувствовала что-то — при её размерах такая рана всё равно что комарик укусил, но и останавливаться чтобы ссадить безбилетного ездока тоже на стала. Либо, что вероятней, тупо не заметила куда я делся и даже глаза видящие почти на все триста шестьдесят градусов не помогли. Я оказался в единственной слепой зоне — точно между ними. Вот квакуха и решила меня поискать. То бишь принялась скакать по кругу, не понимая, куда делся наглый, но вкусный комарик.
Честно говоря, зная я раньше о страсти этого земноводного к путешествиям — хрен бы я на него полез. Взмывающая на высоту тридцати метров и падающая оттуда в воду туша не самое комфортное место на земле. Особенно если другие жабы норовили таки слизнуть меня с импровизированной коняги.
Получалось у них это не очень. Моя “лошадка” скакала как заведённая, заставляя подозревать её в наличии острых предметов в районе клоаки, а остальным было далеко до звания снайперов. Несколько раз доставалось самой лягухе, на что она не обратила внимания, а вот когда два языка встретились в воздухе и слиплись стало совсем весело. Каждая приняла другую за добычу и попыталась сожрать. Завязалась драка.
К этому времени мне изрядно надоело болтаться между небом и землёй. Пусть с новым телом я получил идеальный вестибулярный аппарат, даже после десяти минут бешенной скачки не выказывающий и намёка на дезориентацию и тем более головокружение, но всему должен быть предел. А тут как раз подвернулась минута, пока две занятые друг другом, перегородили дорогу третьей.
И тут на помощь мне вновь пришла моя верная кусаригама. Размотав её, я раскрутил боёк и стегнул свою “лошадку” по глазам. Повредить не смог, но явно причинил боль, потому как взвившись выше обычного лягуха ещё в полёте заорала дурниной. Мне того и надо было — цепь, развернувшись, перехлестнула пасть монстра, а я успел поймать боёк. Получилась импровизированная упряжь. Главное, чтобы не перекусила, хотя в этом я сомневался иначе не стал бы рисковать.
Зря я жаловался на высоту прыжков. Как оказалось это лягуха лениво перепрыгивала с место на место. А вот теперь её понесло. Туша со свистом возносилась в небеса, взлетая высоко над деревьями, а затем с грохотом рушилась в очередной бочаг. И ладно бы просто так, но нет, эта тварь решил нырять.
Даже умение задерживать дыхание не особо помогало, когда падаешь с головокружительной высоты в холодную воду. Не самые приятные ощущения, когда над головой смыкаются грязные, непрозрачные воды болота. Только и остаётся изо всех сил цепляться за кусаригаму и молиться, чтобы сталь выдержала. Были у меня сомнения, что я сумею сам выплыть, если животина меня скинет.
Сколько продолжались наши скачки сказать не могу. Тварь казалась неутомимой, а кроме того решившей исследовать самые глубокие места местной трясины. Пару раз в них мы сталкивались с чудовищными монстрами, для которых моя лягуха не более чем закуска, но, к счастью, набранная жабой скорость позволила свалить от них без потерь.
Но вылетающая из неприметной лужи гигантская пасть смеси щуки и крокодила я не забуду никогда. Там такие зубы… зубищи, я бы сказал… если сфотографируешь, распечатаешь в формате плаката и повесишь в туалете — запора никогда не будет. Тут успеть штаны бы снять.
Но прав был царь Соломон, утверждавший, что всё пройдёт. Уже была глубокая ночь, когда движения лягухи стали замедляться. Она уже не так высоко и далеко прыгала, и всё больше времени проводила на земле. Причём в буквальном смысле — для неё глубина здесь была смешная, а из самых топких мест мы выбрались. Так что можно сказать шлёпали уже прямо по суше.
Я тоже устал, но сдаваться не собирался. Расчёт мой строился на простой теории — если после убитых гоблинов на земле оставались мешочки, пусть даже пустые — но это был ничто иное как лут. Дальше больше, глава деревни выдал Касандре задание на зачистку, и это было зафиксировано на свитке. А инвентарь? Где ещё он может существовать как не в игре.
И хотя многие факторы указывали на реальность этого мира, но нельзя было не признать, что в нём присутствуют некоторые игровые элементы. Тот же уровень у авантюристов, да и ещё много чего. Так почему не быть возможности приручения маунта. Вон остальные то на птицах, то на ящерицах катаются, чем я хуже.
Хотя должен признать, мысль о верховой животине пришла мне не сразу. В какой-то момент, а конкретно после знакомства со щуко-крокодилом, внутри меня возник вопрос “а собственно, какого хрена я делаю, а?” Приступ бесшабашной ярости давно прошёл, и болтаясь между небом и землёй, с хищником на хвосте, которому я был ровно на один зуб, я уже был готов всё бросить, и попытаться соскочить, но тут в голове что-то щёлкнуло, и я задумался о возможности приручить лягуху.
Не уверен, что были ли это мои мысли, или же Шиза нашептала, но действительно, лучшего средства передвижения по болотам сложно было найти, да на дороге мало кто сможет посоперничать с жабой размером с два фургона из обоза. Быки тащившие их, как раз пошли бы на перекус. Сказано — сделано и я с удвоенной силой вцепился в цепь кусаригамы, хоть к этому времени руки уже начали ныть от постоянного напряжения.
Однако прошло ещё не меньше пары часов, пока жаба наконец, окончательно не успокоилась. Но это не устраивало уже меня. Соблазн отдохнуть был велик, но я отдавал себе отчёт, что второй раз через подобное добровольно проходить не стану, а значит нужно было завершить начатое. Я поднялся, покрепче вцепившись в импровизированные поводья, и с сило вогнал доконца лезвие куная животине в спину.
Лягуха тяжело прыгнула, даже мне было видно как она устала, но я вымотался не меньше. Но мне нужно было не загонять тварюшку, а чтобы она начала мне подчиняться. Поэтому я напрягся и изо всех сил потянул правый конец цепи. Жаба ещё пару раз скаканула вперёд, на последнем слегка повернув туда, куда мне было надо. Пусть совсем чуть-чуть, но это уже был прогресс. И его нужно было закрепить.
Следующие пару часов я гонял жабу кругам, заставляя поворачивать то вправо, то влево. Не скажу чтобы животина слушалась меня бесприкословно. Скорее наоборот, регулярно взбрыкивала и пыталась сбросить нежданного наездника. Но с каждым разом приходилось прикладывать всё меньше и меньше усилий.
Закончилось это торжественным проездом по основательно вытоптанной нашими занятиями поляне, причём лягуха словно предугадывала мои команды. До выездки уровня олимпийских игр было, конечно далеко, но для дикой твари ещё вчера вольно развившейся в болоте вполне достойный уровень.
Натянув цепь я заставил жабу остановиться. В глазах двоилось от усталости, но своего я добился… почти. Остался последний штрих. Я отпустил кусаригаму и спрыгнул на землю. Лягуха тяжело дышала, бока вздымались холмами и опадали. Я обошёл свою ездовую зверюгу, остановившись прямое перед мордой.
— Устала? Знаю моя хорошая, — я погладил гладкую, прохладную шкуру. — А вот нечего было пытаться меня сожрать. Мы, всё-таки одной крови. Один из великих кланов шиноби ведёт свой род от жаб. Ну что будешь меня слушаться?
Лягуха внимательно следившая за моими действиями, вдруг оглушительно квакнула и окуталась дымом. Когда тот рассеялся гигантского земноводного передо мной уже не было. А на земле лежала небольшая нефритовая статуэтка, изображающая осёдланную лягушку.